Первый Российский Император-Мученик, часть I

Созданный несколькими поколениями мемуаристов, профессиональных историков и писателей отрицательный образ Российского Императора Петра III превратился в расхожий стереотип. По меткому выражению одного из дореволюционных историков, Петру Федоровичу была присвоена «какая-то исключительная привилегия на бессмысленность и глупость».

Как Его только не называли и до сих пор не называют (не будем приводить здесь обвинения врагов Царского Престола и те их оскорбления, которым Монарх подвергся)! Но, Петр Федорович и как Император, и как человек, даже если упустить из виду обязательное для всех  православных христиан почитание своих Царей,  заслуживает объективной, а не предвзятой и односторонней оценки. Оценки, основанной прежде всего на фактах, которые, во-первых, как ни странно, относятся к такому доступному, ценному и не вызывающему сомнений источнику, как «Полное собрание законов Российской Империи».

Убиенный как Царь, то есть с целью окончательного отнятия у Него Царской власти, а факт насильственного лишения Его жизни может вызывать сомнение только у того, кто не хочет его признавать, Он стал первым Императором-мучеником на Российском престоле. Производит особое впечатление дата Его смерти, точно совпадающая с датой убиения Царской семьи в 1918 году. Он был убит 17 или 16 июля (точно до одного дня сейчас это установить, похоже, невозможно, но такая точность и несущественна). Официально, дабы скрыть от народа величайшее преступление великосветского дворянства, было объявлено о Его смерти 19 июля от болезни (непонятно какой у относительно здорового 34-летнего мужчины да еще в такой весьма удобный для Его врагов момент!).

Во многом Российские Императоры Петр Федорович и Николай Александрович схожи друг с другом, но более всего поражает схожесть Их в том, насколько и как долго Они подвергаются самому гнусному и злобному хулению. Если еще учесть убийство 17 июля Великого Князя Андрея Боголюбского, признанного первым русским самодержцем, то эта дата по отношению к смерти Петра Федоровича становится определяющей как знак свыше.

Еще при жизни великосветские царененавистники пустили о Нем слух как о человеке слабоумном и малообразованном, что препятствует полноценному управлению  великой страной, и обвинили его в игнорировании интересов России в пользу иностранных государств, русофобстве, и самое главное, что единственно может как то оправдать устроенный ими дворцовый переворот, в непочтительном отношении к Православной Церкви.

Но насколько не соответствуют эти лжесвидетельства истине, показывают законы, принятые в Его Правление, исторические события Его времени и их последствия, а также сами факты из Его жизни и объективные оценки Его личности, которые Его врагам никак невозможно было скрыть.

Образованность, способности и

предпочтения Наследника Императорского Престола.

Российский Император Пётр III Федорович (урождённый Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский) родился 10 февраля 1728 года в городе Киль (Гольштейн, Германия)

Его мать (умерла вскоре после его появления на свет) – Цесаревна Анна Петровна, дочь Российского Императора Петра I, отец – герцог  Гольштейн-Готторпский  Карл Фридрих.

По линии отца Он был внучатым племянником шведского короля Карла XII и сначала воспитывался как наследник шведского престола.

После смерти отца, точнее, в 1741 г. 14-летний Карл Петер Ульрих был приглашен Императрицей Елизаветой Петровной в Петербург. В 1742 году во время торжеств по случаю Коронации Она объявляет Его Наследником Российского престола.

В начале ноября 1742 года Карл Петер был крещен по православному обряду и – это подчеркивалось в манифесте – как внук Петра Великого официально объявлялся под именем Петра Феодорвича Всероссийским Великим Князем – наследником Елизаветы Петровны.

В конце того же месяца в Россию прибыло шведское посольство с уведомлением об избрании Петра Федоровича кронпринцем. Отказ от прав на шведскую корону Наследником Российского престола был подписан в августе 1743 года.

7 мая 1745 года польский король и саксонский курфюрст Август III Фридрих в качестве викария Германской Империи объявил Петра Федоровича как достигшего совершеннолетия правящим (владетельным) герцогом Гольштейнским. Однако на родину Великий Князь не вернулся, и от Его имени там стал править брат Его отца Фридрих Август.

При первой встрече со Своим племянником, как говорят, Императрица Елизавета была поражена Его «невежеством» и огорчена внешним видом: худой, болезненный, с нездоровым цветом лица. Однако, следует заметить, что слово «невежество» в то время употреблялось в смысле «простой, не достаточно изысканный» в отношении к внешним манерам и стилю держаться, отнюдь не определяя степень образованности и интеллектуального развития.

Как и положено отпрыску великих Готторпских герцогов, Петр Федорович  получил вполне хорошее образование. В возрасте четырех лет, когда другие дети еще находились на попечении нянек, ответственным за его воспитание был назначен ректор Кильского университета, профессор пастор Хосманн. Когда мальчик стал постарше, пастор самолично преподавал ему философию и право. Для преподавания же латыни, математики, черчения, химии, французского языка, астрономии и географии приглашены были лучшие профессора Кильского университета.

Следует отметить, что Петр Федорович был по отцу представителем одного из самых уважаемых аристократических домов Европы. Его прапрапрадед, герцог Фридрих III Гольштейн-Готторпский превратил свои владения в международный научный центр. В отличие от других ученых того времени, интересовавшихся в основном алхимией и теологией, в Готторпском замке занимались более полезными для человечества науками — географией и астрономией.

Учитывая сложную политическую ситуацию, в которую попало Готторпско- Гольштайнское герцогство после захвата Данией более половины владений, включая родовой замок герцогов в Готторпе, отец готовил Карла Петера к неизбежным в будущем военным действиям, понимая, что тому возможно придется решать Готторпский вопрос. К 12 годам юноша имел чин лейтенанта, был членом гильдии стрелков, знал фортификацию, одним словом был профессиональным военным командиром, готовым служить своему отечеству.

В России воспитателем и учителем Петра Федоровича стал академик Якоб Штелин. Встречающаяся в новейшей литературе версия, будто бы общего языка  со своим подопечным академик найти не мог, а ученик оказался на редкость тупым, основана исключительно на лживых слухах злобных клеветников. Все обстояло с точностью наоборот. В своих воспоминаниях Штелин отмечал способности и превосходную память своего воспитанника. Она, по словам Штелина, была «отличная до крайних мелочей» (Я.Я. Штелин. Записки// Русский архив. 1909, №7, с.110). Правда, гуманитарные науки его особенно не привлекали и «часто просил он вместо них дать урок из математики». Любимейшими предметами юноши были фортификация и артиллерийское дело, а «видеть развод солдат во время парада доставляло ему гораздо больше удовольствия, чем все балеты» (Я.Я. Штелин. Записки о Петре Третьем, Императоре Всероссийском// Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1866.Кн.4, отд.5, с. 76-77).

Не обращая внимания на упреки и наставления, Великий Князь все больше времени стал уделять военным упражнениям. Он общался с солдатами и офицерами гольштейнского отряда, вызванного из Киля в Россию, охотно беседовал с солдатами Преображенского полка, шефом которого являлся. В великосветских кругах все это встречалось неодобрительно и породило устойчивое мнение о наследнике как ограниченном и грубом солдафоне.

Еще с Киля Петр Федорович обладал недюжинными познаниями в военной инженерии, чем очень напоминал своего деда Петра Великого, в военных науках весьма сведущего. В России он стремился усовершенствовать свои знания, но Штелин оказался в этой сфере полным профаном, а других учителей рядом не было. Поэтому Петр Федорович получал интересующиеся его сведения из книг.

Наследник Елизаветы Петровны  был настоящим книголюбом. «Любой, желающий убедиться в этом найдет в отделе рукописей национальной библиотеки в Санкт-Петербурге несколько описей книжного собрания Петра Федоровича, составленных Штелиным. Начиная с рукописи «Оригинальный каталог библиотеки по инженерному и военному делу Великого Князя Петра Федоровича», содержащей 36 листов и датированный 1743 годом, в каталог вошли 829 описаний книг, распределенных по форматам.

Его книжное собрание формировалось разными путями. С одной стороны за счет книг, собиравшихся в Петербурге после переезда сюда гольштейнского принца и Наследника Российского Престола;  с другой стороны, за счет доставленной сюда из Киля библиотеки его отца. Это собрание книг прибыло по распоряжению Наследника в 1746 году и было завершено описанием 5 октября того же года. До сих пор библиотека Петра Федоровича по-настоящему не изучена. <…> Примечательно, что Петр Федорович не ограничился лишь получением родовой библиотеки, но следил за ее дальнейшим пополнением. «Как только,– вспоминал Штелин,– выходил каталог новых книг, Он его прочитывал и отмечал для себя множество книг, которые составили порядочную библиотеку (Я.Я. Штелин. Записки о Петре Третьем, Императоре Всероссийском// Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1866.Кн.4, отд.5, с. 71, 110). Вскоре по вступлении на Престол Он назначил Я.Я. Штелина своим библиотекарем, поручив ему составить план размещения в новопостроенном Зимнем дворце книжного собрания и выделив для этого «ежегодную сумму в несколько тысяч рублей» (А. Мыльников, Петр III. Повествование в документах и версиях, ЖЗЛ, М., 2002, с. 73-74).

Переводы книг тогда были редкостью, так что Петр Федорович читал все книги на языке оригиналов, которыми Он  владел. На русском языке читал Он секретный труд «Сила Империи» и — с особой внимательностью — ежегодно издававшиеся «Комментарии Санкт-Петербургской Академии наук». Так, в эти годы углубленных раздумий и самообразования, Наследник готовил свою уникальную программу реформ, осуществлению которой и будет посвящено краткое Его правление.

Многие экземпляры из библиотеки Петра Федоровича сохранили на полях пометки, сделанные Его рукой. И если когда-нибудь кто-то из историков в очередной раз попытается убедить нас, что Петр III был человеком слабоумным, пусть он для начала ознакомится с этими пометками.

Добрый Царь-реформатор.

После смерти Императрицы Елизаветы Петровны 25 декабря 1761 (5 января 1762 по новому стилю) Петр Федорович провозглашается Императором.

В Своем первом же манифесте Император Петр III объявляет, что будет “во всем следовать стопам премудрого Государя, деда нашего Императора Петра Великого” (Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года. Первая серия. СПб. 1830, т. 15, № II 300). И, как свидетельствуют характер и достижения Его короткого Царствования, Свое обещание Он сдержал.

Отмечается, что Пётр Федорович всегда энергично и беспрерывно занимался государственными делами («Уже с утра Он был в своём рабочем кабинете, где заслушивал доклады <…>, потом спешил в Сенат или коллегии. <…> В Сенате за наиболее важные дела Он брался сам энергично и напористо»). Его политика имела вполне последовательный характер; Он, в подражание деду Петру I, предполагал провести серию реформ.

Законодательная активность Петра Федоровича была необычайной. За время 186-дневного Царствования, если судить по официальному «Полному собранию законов Российской Империи», было принято 192 документа: манифесты, именные и сенатские указы, резолюции и т. п. (в их число не включены указы о награждениях и чинопроизводстве, денежных выплатах и по поводу конкретных частных вопросов). Очевидно, что Петр Федорович как будущий Император вынашивал Свои замыслы в долгие годы Ораниенбаумского периода Своей недолгой жизни. Тот факт, что не сохранилось ни одного написанного Его рукой документа, в то время как обитатели Ораниенбаума видели, как Он работал и писал что-то каждое утро, говорит о том, что кто-то позаботился об уничтожении Его архивов. Так как Его преобразования пользовались огромной популярностью и характеризовали Его как мудрого и доброго правителя, заговорщики, оправдывая свержение Царя Его слабоумием и неспособностью управлять, столкнулись с необходимостью объяснить это противоречие. Так возникла идея приписать авторство реформ секретарю Царя Дмитрию Волкову и другим сановникам.

К числу важнейших дел Императора Петра III относятся упразднение Тайной канцелярии (Канцелярия тайных розыскных дел; Манифест от 16 февраля 1762 года). Другой важнейший документ Царствования Петра Фёдоровича — «Манифест о вольности дворянства» (Манифест от 18 (29) февраля 1762 года), благодаря которому дворянство стало исключительным привилегированным сословием Российской Империи.

В конце января, почти одновременно с подготовкой этих двух манифестов, Он сообщил сенаторам о намерении прекратить преследование старообрядцев. Указом 29 января Сенату предписывалось разработать положение о свободном возвращении староверов, бежавших в прежние годы из-за религиозных преследований в Речь Посполитую и другие страны. Возвращавшимся предлагалось по их усмотрению поселяться в Сибири, Барабинской степи и некоторых других местах. Им разрешалось пользоваться старопечатными книгами и обещалось “никакого в содержании закона по их обыкновению возбранения не чинить” (Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года. Первая серия. СПб. 1830,, т. 15, № II 420).

Ряд указов Петра Федоровича посвящался более гуманному обращению с крепостными. Так, у помещицы Е. Н. Гольштейн-Бек были отняты права на имение – это мотивировалось ее недостойным  поведением, из-за которого «управление деревень по ее диспозициям не к пользе, но к разорению крестьянства последовать может» (Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года. Первая серия. СПб. 1830,, № 11 419). Спустя несколько дней указом 7 февраля (Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года. Первая серия. СПб. 1830, №11 436) «за невинное терпение пыток дворовых людей» была пострижена в монахини помещица Зотова, а ее имущество конфисковано для выплаты компенсации пострадавшим. А сенатским указом 25 февраля (Полное собрание законов Российской Империи с 1649 года. Первая серия. СПб. 1830, №11 450) за доведение до смерти дворового человека воронежский поручик В. Нестеров был навечно сослан в Нерчинск. В русском законодательстве впервые убийство крепостных было квалифицировано как «тиранское мучение».

«Надо признать: ведущие тенденции Его (Петра Федоровича – Ред.) внутренней и внешней политики обнаруживают несомненные признаки «просвещенного абсолютизма». Показательно, что важнейшие принятые при Петре III законодательные акты обычно сопровождались назидательной аргументацией, выдержанной в просветительском духе и сочетавшейся с патриотическими доводами государственной пользы. <…>

«Как ни велико, на первый взгляд, различие в политических системах Петра III и Его Преемницы, – писал выдающийся русский историк С.С. Татищев, – нужно, однако, сознаться, что в нескольких случаях Она служила лишь продолжательницей Его начинаний» <…> При всей своей ограниченности, как во времени, так и по содержанию шестимесячное Царствование Петра III в известном смысле явилось как бы предварительным наброском мер, которые Екатерина II была вынуждена осуществить в последствии – постепенно, во многих случаях с большими колебаниями и оговорками. А ряд начинаний предшествующего Царствования Императрица использовала для упрочнения созданного Ею образа просвещенной Монархини» (А. Мыльников, Там же с. 357).

«Почти все современники – не только расположенный к Нему Штелин, но и противники, недоброжелатели, в том числе и австрийский посланник Ф.К. Мерси-Аржанто и А.Т. Болотов, – отмечали такие черты характера Императора, как жажда деятельности, неутомимость, доброта и доверчивость . И еще одна существенная черта характера Петра Федоровича, подмеченная современниками и присущая Ему как до, так и после восшествия на трон, то есть черта устойчивая: Он «враг всякой представительности и утонченности. <…> Он не любил, например, следовать строгим правилам придворного церемониала и нередко сознательно нарушал и открыто высмеивал их. Делал Он это далеко не всегда к месту. И излюбленные Им забавы, часто озорные, но в сущности невинные, шокировали многих при дворе. Особенно, конечно, людей с предубеждением относящихся к Императору» (А. Мыльников, Там же с. 131). Еще в юные годы Он, по свидетельству Штелина, имел «способность замечать в других смешное и подражать ему в насмешку».  В основе ее лежало осознание своего одиночества.

Княгиня Екатерина Дашкова (Петр Федорович был ее крестным отцом) вспоминала: «Однажды Он отвел меня в сторону и сказал мне следующую странную фразу, которая обнаруживает простоту Его ума и доброе сердце: «Дочь моя, помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон» (Дашкова Е.Р. Записки. 1743-1810гг., Л., 1985, с. 15-16).

«Понимая потенциальную опасность для Себя со стороны шлиссенбургского узника, который мог бы стать игрушкой в руках заговорщиков (об этом говорилось в его переписке с Фридрихом II), Император питал к нему не страх или ненависть, а чисто человеческое сострадание. Два этих чувства – государственная необходимость и милосердие – соседствовали в душе Императора, объясняя многие из предпринятых Им шагов. Некоторый свет на это проливают депеши австрийского посланника Мерси: он доносил 14 апреля в Вену, что Петр III, неоднократно возвращался к судьбе Ивана Антоновича, не скрывал, что «имеет намерение относительно этого принца, нисколько не заботясь о мнимых правах на русский престол, потому что Он, Император, сумеет заставить его выбросить все подобные мысли из головы; если же найдет в поименованном принце природные способности, то употребит его с пользой на военную службу». Планы эти стали вызревать вскоре после прихода Петра III к власти» (А. Мыльников, Там же с. 161).

«С грустью начинаешь думать – не был ли прав всем известный Бирон, сказавший: «Если бы Петр III вешал, рубил головы и колесовал, Он остался бы Императором»? <…> Ни ненависти, ни презрения к своим подданным император Петр III не чувствовал.

«Странный Самодержец, – справедливо замечал по этому поводу В.П. Наумов, – оказался слишком хорош для своего века и той роли, которая была предназначена Ему судьбой» (А. Мыльников, Там же с. 161-162).